ГЛАВА V
РАЗВЕРТЫВАНИЕ ВЕЛИКОЙ АРМИИ ПОСЛЕ ПЕРЕХОДА ВИСЛЫ.
БОЙ ПРИ СОХОЧИНЕ И КОЛОЗОМБЕ.

Кортеж Наполеона в Польше - художник Ян Хельминский
Перейдя главными силами за Вислу, французская армия разделилась на три группы, каждая из них получила свою цель для дальнейшего наступления. Ней и следовавший за ним Бернадот (I и VI корпуса), при поддержке кавалерии Бессьера, стали преследовать прусский корпус Лестока. Последний вынужден был оставить свою позицию у Страсбурга и отойти еще дальше, к Лаутенбургу, пытаясь по мере возможностей сохранять связь со своими русскими союзниками.
Другая группа включала IV корпус Сульта и VII Ожеро. Для обоих поначалу Император назначил переправу у Плоцка, которую ранее прикрывал отряд Барклая. Но Барклай отступил к реке Вкра, и, казалось бы, ничто не мешало двум маршалам спокойно перейти Вислу. Но у Плоцка переправился лишь Ожеро, двинувшись затем преследовать Барклая. Сульту у Плоцка не нашлось места и продовольствия, из за чего ему пришлось пройти вниз по течению Вислы и самому наводить переправу у Закрочина. Из-за этой вынужденной задержки Сульт  оказался в тылу, а Ожеро - в авангарде.
И, наконец, третья группа, корпуса Ланна и Даву, наступала на левый фланг русских, прикрытый с фронта рекой Вкра, а с фланга - течением Буга. Отвратительные дороги, разрушенные переправы и недостаток провианта вынудил Наполеона отказаться от своей привычной стратегии - держать войска сосредоточенными, обеспечив превосходство над противником в нужном месте и в нужное время.
В итоге Великая армия буквально рассыпалась, корпуса двигались поодиночке. Даже кавалерийский корпус Мюрата растащили на дивизии, придав их разным корпусам, и кавалерия также, как и пехота, медленно тащилась в грязи, тем более, что в лесах и болотах ей почти не представлялось шансов себя проявить.
Сам Наполеон с гвардией недолго находился в Варшаве. Поскольку русские не выражали намерения оставить Восточную Пруссию и Польшу, даже когда Великая армия перешла за Вислу, Император решил все начать и закончить генеральным сражением. Большая часть его сил, исключая Нея, Бернадота и Бессьера, развернувшись веером, стала продвигаться к Пултуску, где, предположительно, и находилась армия царя Александра. Из Варшавы сначала двинулся один Даву. Ему поручалось захватить переправы через Буг у Чарново. Только затем Ланн мог выступить ему на помощь. Наполеон со штабом также следовал с  корпусом Даву.
Первые известия о приближении французов поступили от Барклая-де-Толли, охранявшего, как мы помним, со своим авангардом мосты на реке Вкра. На основании сведений, полученных от захваченных казаками пленных, он докладывал о появлении перед ним передовых  частей из корпуса Ожеро.
Вслед за ним стоявший у Чарново Остерман-Толстой рапортовал, что "неприятель значительно усиливает свои войска против нашего левого фланга", т. е. против него; "что он приготовляет нужные материалы для постройки моста на Буге..".(3)*
Еще ничего не было известно об общей диспозиции Великой Армии, но вступивший только что в командование граф Каменский отреагировал на это известие, отдав ряд распоряжений, которые, едва не привели к  катастрофе. Никто их не оспаривал, хотя среди современников существовала версия, "будто графу Беннигсену и Буксгевдену дана была секретная инструкция насчет военных операций, для противодействия опрометчивости графа Каменского, и что графу Каменскому, хотя и главнокомандующему, повелено или рекомендовано было советоваться в важных случаях с двумя своими помощниками, Беннигсеном и Буксгевденом". (2)*
Однако, исходя из дальнейшего развития событий, подтверждение такому симбиозу мы не увидим.
Осторожное предложение Беннигсена - остаться на надежных позициях у Пултуска и дать оборонительное сражение, Каменский отверг: "Фельдмаршал не одобрил ни выбранной мною позиции, ни различных принятых мною мер. На другой день по прибытии, он поставленные мною в резерве по Нареву 12 батальонов передвинул на реку Вкру, чтобы соединиться с авангардом, и поручил мне отправиться лично, чтобы принять командование им". (3)*
У Каменского был свой взгляд на обстановку и свой план:
"Он намеревался со значительным отрядом перейти р. Вкру у Новомясто, принудить неприятеля отступить за Вислу у Плоцка и самому двинуться затем на освобождение от осады Грауденца, которому французы уже предъявляли требования о сдаче". (3)*
План, при иных обстоятельствах, наверное похвальный своим стремлением к решительным действиям, чего так не хватало в то время нашему генералитету, но в данном случае ущербный, хотя бы потому, что в нем не бралось в расчет, где и в каком количестве сосредоточены остальные войска противника.
Нет никаких свидетельств, чтобы кто-то в штабе возразил фельдмаршалу, оба генерала беспрекословно повиновались. Если Беннигсен, успевший некоторое время побыть в роли командующего, и имел какие-то соображения относительно ведения кампании, то прибывший всего несколькими днями ранее Буксгевден с его корпусом и вовсе ограничился выполнением исходящих свыше приказов. Собственная его инициатива выразилась лишь в выдвижение отрядов различной численности, занявших ближайшие села, в качестве авангардов. Ни один из них не был достаточно силен, чтобы вести серьезный бой и по сути воплощал старую кордонную систему, когда занятие определенного географического пункта считалось давлением на предполагаемого противника.
С утра 10 декабря 1806 г. началось повсеместное перемещение наших войск. Корпусу Беннигсена было предписано идти на помощь Барклаю, переправиться через Вкру и разбить корпуса Сульта и Ожеро.
Корпус Буксгевдена разделили на две части, фельдмаршал забрал у него две дивизии, Анрепа и Эссена  и приказал перейти на левый берег, прикрывать левый фланг наступления Беннигсена. Другие две дивизии, Дохтурова и Тучкова, во главе с самим Буксгевденом, должны были поддерживать Беннигсена на правом фланге и тоже идти навстречу французам. Пока они передвинулись вдоль Нарева к переправам у Маково, где и остановились, поскольку события развивались так быстро, что приказ, отданный вчера, уже терял смысл сегодня.
Положение войск к 10 декабря 1806 года.
© Авторская реконструкция - А.М.

Каменского как будто вообще не волновало, где Наполеон и его оставшиеся 4 корпуса с гвардией, где его многочисленная кавалерия,  а также тот факт, что в Пултуске, где только и существовала надежная переправа для целой армии, после ухода корпуса Беннигсена не осталось ни одного полка. Город оказался совершенно беззащитен, за исключением ничтожной гарнизонной команды.
Менее чем за сутки местность между Пултуском и рекой Вкра, оказалась запружена войсками. В каждом поселке стояли какие-то части, одни - по старой диспозиции, составленной еще Беннигсеном, другие - по распоряжению Каменского, третьи - по приказу Буксгевдена, а иные и вовсе потому, что не могли никуда двинуться, поскольку плохие и редкие дороги уже были заняты другими марширующими войсками, отягощенными вязнущей в грязи артиллерией. В таком хаотичном положении и застала их первая волна наступления Наполеона.

БОЙ ПРИ СОХОЧИНЕ И КОЛОЗОМБЕ
Пока основные силы русской армии из сомкнутого кулака превращались в растопыренные пальцы, которыми Каменский собирался сокрушить Наполеона, на реке Вкра наши заслоны  уже повсеместно были атакованы французами.
Отряд Барклая занимал позицию у переправы, простиравшейся между двух селений, Сохочин и Колозомб, возле каждого имелись мосты на другой берег. Барклай тогда был всего лишь генерал-майором, одним из многих в русской армии, отличавшихся больше личной храбростью под чужим началом в войнах с турками и шведами, нежели известностью. Войсками же он командовал и вовсе впервые, если не считать его участия в подавлении последнего польского восстания - тогда он командовал всего лишь гренадерским батальоном. Впоследствии этот батальон стал костяком для формирования нового, 3-го егерского полка, который Барклай смог с годами превратить в образцовый. Вероятно его многолетний опыт командования егерями в мирное время и послужил причиной назначения его в арьергард, сначала - на Висле у Плоцка, а теперь - на реке Вкра, который сейчас насчитывал три пехотных полка, 1 и 3-й егерские и Тенгинский мушкетерский, 5 эскадронов Изюмских гусар, казачий полк Ефремова, и полубатарею конной артиллерии - 6 пушек - всего около 4 500 пехоты и 1000 кавалерии. Барклай расставил их равномерно, вдоль всей своей позиции, хотя такой порядок сложно считать образцовым. Сосредоточь он большую часть сил у наиболее уязвимого места, у Колозомба, бой мог обернуться куда большим успехом.
Но Барклай поступил так, как казалось ему правильным. Переправу у с. Сохочин, где не было брода и берег с нашей стороны был круче, защищал 1-й егерский полковника Давыдовского и 3 эскадрона гусар майора Потапова. Сама местность, изобиловавшая канавами, ямами и мелкими оврагами способствовала применению легкой пехоты.
Напротив моста у Колозомба, где река была уже и мельче, что давало противнику шанс на переправу, генерал заблаговременно приказал возвести редут, разместив там все свои пушки. Здесь же встал его 3-й егерский полк, лично им сформированный и обученный, сейчас, когда Барклай состоял в звании генерала, им командовал полковник Першин.
Промежуток между селами, заросший кустарником и мелоколесьем, занял Тенгинский пехотный полк Ершова.
Расстояние между двумя позициями составляло около 3 км.
К исходу дня 10 декабря VII корпус Ожеро подошел к переправе. В свите маршала среди прочих офицеров гарцевал в щеголеватом мундире 1-го гусарского полка лейтенант Жан-Батист Марбо. Несмотря на свои молодые годы, он успел немало повоевать, прошел итальянскую кампанию, побывал в битвах при Маренго и Аустерлице и личной храбростью, граничащей с бесшабашностью, снискал себе место одного из адъютантов Ожеро. Он еще не предполагал, что однажды напишет мемуары, которые дойдут до наших дней, не потеряв своей популярности и, благодаря его литературному таланту, увлекающие своей харизмой. Отмечен в них бой и при Сохочине-Колозомбе, первый серьёзный бой начавшейся войны.
При приближении противника, русские привели в негодность оба моста и стали ждать атаки. В ночь с 10 на 11 декабря в темноте с нашей стороны слышали частый стук топоров и треск падающих, подрубленных деревьев - враг явно готовил переправу. Она началась с рассветом. Ожеро успел сосредоточить на своей стороне все силы VII корпуса: напротив Сохочина развернулись дивизия Эдле и легкая кавалерия Мильго, напротив Колозомба - дивизия Дежардена и драгуны Ватье - всего 13 000 пехоты, не считая кавалерии, который почти не было места, где расположиться и проявить себя.

Бой при Сохочине-Колозомбе, 11 декабря 1806 года.
Авторская реконструкция - А.М.

Проведя рекогносцировку, маршал решил переправляться у Колозомба, он командовал здесь лично, тогда как дивизии Эдле отводилась пассивная роль.
Первым попытал удачу 16-й полк легкой пехоты из дивизии Дежардена. Лодки, собранные французами по всему берегу, и построенные за ночь плоты, управляемые шестами на мелководье, заполонили узкое русло реки. Едва они двинулись, русский берег озарился вспышками выстрелов. Огонь егерей и пушек из редута был столь смертоносен, что французы, неся потери, почти сразу, повернули обратно.
Приказ Ожеро вновь погнал их в бой. Вытащив на берег своих убитых, тех, что не унесло течение, пехота 16-го полка вновь заполнила свои утлые плавсредства и повторила попытку, но с тем же результатом - убийственный огонь с противоположного берега охладил пыл даже самых храбрых.
Видя, что взять в лоб позицию русских невозможно, маршал решил попытаться обойти их с флангов и разослал отряды в поисках бродов.
Ниже по течению, в полутора километрах за левым флангом Барклая, нашлось подходящее место. Под прикрытием своих стрелков и легкой артиллерии корпуса, французы перетащили туда плоты и лодки.
На счастье французов, они нашли здесь брошенную лесопилку, с запасом готовых досок и бруса. (19)* С этим материалом саперы стали быстро наводить временный мост, чему способствовали небольшая глубина и узость реки в этом месте.
Новая атака началась, когда мост был готов и по нему прошла гренадерская рота 14-го линейного, которую повел сам полковой командир Савари. Личность эта, кстати, крайне не ординарная. Среди своих офицеров Савари имел негласную кличку "Аббат", поскольку до Революции служил священником. Сняв рясу и посвятив себя воинской службе под республиканским триколором, Шарль Жозеф Савари уже не изменял своему новому призванию, воевал в Европе и Италии, заслужив храбростью сначала звание батальонного, а во время Аустерлицкой кампании, полкового командира.
Пока этот герой нескольких войн, вел свой отряд по понтонному мосту, другие подразделения форсировали реку неподалеку на плотах и лодках и, хотя егеря, растянув свой боевой порядок, вновь принялись жалить их  огнем, многим удалось высадиться.
Но и Барклай видел эту опасность, приказав изюмским гусарам сбить французов обратно в реку. Гусары под командованием поручика Глускова ударили на передовой отряд и смяли его.
По-видимому, в атаке участвовали и казаки, на что недвусмысленно указывает Марбо: «Доски нового моста еще не были как следует прибиты и шатались, когда полковник 14 линейного полка г-н Савари, брат адъютанта императора,  имел смелость проскакать по нему на лошади, чтобы встать во главе застрельщиков. Но едва он выступил на противоположный берег, как русский казак, проскакав мимо него галопом, вонзил ему в сердце свою пику и скрылся в лесу». (19)*
Наши официальные историографы, однако, отдают этот подвиг  Глускову: "Во время атаки эскадрона Изюмского полка, командир его, поручик Глусков, ехал впереди и, увидев французского полковника, тоже бывшего впереди своей конницы, понесся на него один стрелою и изрубил его". (9)* .
Хотя французские авторы единодушны в том, что полковник был убит пикой, что даже отмечено в бюллетенях Великой Армии, печатавшихся в парижских газетах.
Может быть и не стоило акцентировать внимание на этом явном противоречии, но оно, в нашем случае, представляется весьма важным.
Кому, скажем так, верить? Михайловскому-Данилевскому, который писал свой труд по архивам, спустя 20 лет после войны? Или Марбо, по своему статусу адъютанта у маршала Ожеро лично знавшему всех высших офицеров корпуса, в том числе и Савари? Безусловно, ему веры больше.
Однако, анализируя подробные несоответствия, не стоит им удивляться, а лучше стоит попытаться увидеть истину между строк. У Михайловского-Данилевского в его описании боя при Сохочие-Колозомбе совершенно нет упоминания о действиях казаков. Они словно испарились, хотя приданный арьергарду полк Ефремова насчитывал 500 сабель, не меньше, чем было у Барклая гусар. Неизвестно, чем так провинился казачий атаман, что его вычеркнули из истории. Слишком был своеволен и не любил начальство? А может "пьян был в дым"? Мы этого никогда не узнаем. Однако вряд ли атака поручика Глускова с его единственным эскадроном могла бы увенчаться успехом, не поддержи его казаки. С ними вместе в атаке участвовали 600 кавалеристов, или, по крайней мере, несколько сотен. Тогда становиться ясно, почему она была "блистательной", по выражению М-Данилевского, и столь успешна, и откуда взялась пика, оборвавшая жизнь несчастного Савари.
Но и французы были не лыком шиты - опомнившись, гренадеры 14-го линейного огнем отогнали русскую кавалерию и дальнейшему движению подкреплений через мост уже ничто не мешало. 
Успешно шла и переправа на плотах ниже по течению от редута, полковник 16-го полка Лапис собрал на этом берегу уже 200 стрелков, а кроме того, видя успех своей пехоты, отряд французских драгун в азарте бросился в реку и пересек ее вплавь. Фланговая атака этого отряда окончательно ликвидировала последствия удара русской кавалерии, которая откатилась и уже в бою более себя не проявила.
Над русским левым флангом нависла угроза окружения и Барклай приказал оставить позицию, вывозить пушки. Однако французы уже так напирали, что на штыках ворвались в расположение батареи, все орудия попали в их руки.
Русские стали отходить по дороге на Новомясто, вынужденные постоянно останавливаться, чтобы батальным огнем отбить попытки французов преследовать их. При этом был тяжело ранен пулей в бок командир 3-го егерского полковник Першин.
Пока шел этот ожесточенный бой, у Сохочина, напротив которого стояла дивизия Эдле, не происходило ничего выдающегося, кроме весьма жаркой перестрелки егерей 1-го егерского с французскими шассёрами на другом берегу. Река здесь была достаточно глубока и броды отсутствовали. Такое бездействие в конце концов надоело генералу, и он решил действовать, приказав своим саперам и первой роте 17 полка легкой пехоты восстановить разрушенный мост.
Мост находился под постоянным обстрелом с русской стороны, но Эдле был непреклонен, что обошлось его людям дорогой ценой: "Вряд ли был тогда в русской армии полк, искуснее в стрельбе 1-го егерского. Перед войною, стоя в глухих карельских  лесах, Давыдовский упражнял солдат с охотою, по особенным, на сей предмет составленным правилам, и довел людей до такого совершенства в стрельбе, что каждый егерь носил неприятелям столько смертей, сколько было пуль в его сумке". (9)* 
Меткий огонь стрелков 1-го егерского смел с моста горстку храбрых французов, пытавшихся выполнить убийственный приказ своего честолюбивого командира.
В этот момент к Эдле прискакал один из адъютантов Ожеро с требованием - одной из его бригад спешно идти к Колозомбу, где наметился очевидный успех и русские уже отступали.
Оставшись всего с одной бригадой и завидуя лаврам Дежардена, Эдле решил любой ценой прорваться на другой берег. Его саперам вновь пришлось отправиться на мост, где уже погибло немало их товарищей. В помощь им была выделена все та же элитная карабинерная рота, уже поредевшая после первой атаки, и одно легкое орудие, которое удалось вкатить на настил. Два батальона поддерживали смельчаков стрельбой с берега.
Но огонь 1-го егерского был столь смертоносен, что и этот отряд отступил ни с чем, вынося на руках своих раненых и убитых. Погибли и командовавший атакой батальонный командир Мартен, и весь расчет легкого орудия, предназначенного прикрыть переправу, оно так и осталось на мосту среди тел своих мертвых канониров.
Очевидец тех событий, лейтенант Марбо, с трудом сдерживал негодование, описывая этот эпизод:
"Генерал Эдле, руководствуясь неправильно понятым самолюбием, приказал повторить атаку. Она снова была отбита противником, при этом было убито и ранено около 30 человек, среди них капитан инженерных войск, на которого возлагались большие надежды.
Я всегда возмущался этим презрением к человеческой жизни, которым иногда страдают генералы и спокойно жертвуют людьми, чтобы удовлетворить свое желание увидеть собственное имя в бюллетенях о ходе сражений". (19)*
В результате этих двух отчаянных попыток перейти мост, была выбита почти вся первая (карабинерная) рота 17-го полка.
Только тогда Эдле, наконец, угомонился. По всему берегу вновь завязалась горячая перестрелка, в которой французы не жалели пороха, пытаясь отомстить за смерть своих товарищей, но положение русских было прочным.
"Тщась успехом своих егерей, Давыдовский был ранен в ногу и начал писать донесение Барклаю де-Толли, положив бумагу на спину барабанщика. Пуля скользнула по виску Давыдовского, и кровь заструилась на его лице. Он зажал рану перчаткою и продолжал писать. Через минуту, простреленный насквозь барабанщик пал мертвый. Не сходя с места, Давыдовский стал на одно колено и дописал рапорт, уверяя Барклая де-Толли, что удержит переправу" (9)*.
Но для русских дальнейшее сопротивление теряло смысл, после того, как их оборона у Колозомба была сломлена. Бой затихал.
В расположение 1-го егерского примчался ординарец, с приказом отступать. "Разве что так, - отвечал полковник, - иначе бы я не пустил французов на наш берег". (9)*
Оставив удобную позицию, 1-й егерский отошел по лесной дороге в Новомясто. Успешному отходу егерей способствовали действия Тенгинского мушкетерского полка. Полк был свежим, весь день, пока у обеих переправ разворачивалось жаркое дело, Тенгинский мушкетерский праздно простоял в прибрежном кустарнике, сделав едва ли несколько выстрелов по французским кавалеристам, пытавшимся отыскать брод. Когда пехота Дежардена наконец овладела Колозомбом, часть её, при поддержке драгун Ватье, двинулась за отступавшим 3-м егерским, а другая - поспешила берегом в сторону Сохочина, чтобы и там открыть переправу.
Встреча со свежим, полноценным русским полком, двигавшимся навстречу, оказалась для французов внезапной. Тенгинский мушкетерский успел полностью собраться и построиться на опушке, служившей одновременно и развилкой дорог. Когда голова французской колонны, следовавшей из Колозомба, появилась на тропе, полковник Ершов приказал атаковать. Мушкетеры двинулись, как на параде, со штыками - в линию, под барабанный бой и с развернутыми знаменами. Передовой французский отряд был опрокинут и рассеян.
Но стало ясно, что дорога на Колозомб уже закрыта и Ершов повел свой полк обходным путем, так же, как и Давыдовский, который, оставив переправу у Сохочина, отступил самой дальней дорогой, не встречая более никаких препятствий. К вечеру все три русских пехотных полка, гусары и казаки успешно соединились в Новомясто.
Французы далеко не преследовали, слишком занятые восстановлением мостов. Их сил на захваченном берегу было еще недостаточно, и Ожеро предпочел удовлетвориться уже достигнутым и позаботиться о раненых. Этот бой стоил ему 518 солдат и офицеров (20)*.
Потери русских не известны, не считая погибшей батареи и 6 захваченных орудий.
Несмотря на эти "скромные" цифры, Наполеон не рискнул отправить правдивую реляцию в Париж. Императорская цензура знала свое дело, и парижане смогли с удовлетворением прочесть, что у Колозомба были разбиты 15 000 русских. (21)* Больше, чем дивизия! С этого дня вообще все парижские бюллетени стали очень воинственными. Названия неведомых доселе польских и прусских местечек: Чарново, Голымин, Пултуск зазвучали в салонах высшего французского общества, хотя и не так, каковыми они обернулись в реальности.

К следующей главе    К предыдущей главе   К оглавлению

© Авторские права: Александр Морозов. Москва. 2016-2021 гг.

(2)* Фаддей Булгарин. "Воспоминания".

(3)* "Записки графа Л. Л. Беннигсена о войне с Наполеоном 1807 года".

19)* "Мемуары генерала барона де Марбо"

(9)* А.И. Михайловский- Данилевский. "Описание второй войны Императора Александра с Наполеоном в 1806 и 1807 годах".

(20)* Francis Loraine Petre "Napoleon's Campaign In Poland 1806-1807"

(21)* Le 45e Bulletin de la Grande Armée, 27 décembre 1806